Супруга Александра Эдуардовича лишних трат не любила, и вот из-за этой её хозяйственной жилки, он каждое утро неимоверно мучился, поскольку, среди прочего, Анастасия Николаевна экономила и на мужниных бритвенных станках.
Выглядя точь-в-точь как настоящие, назывались они, однако чуть иначе. Кроме не той буковки в надписи, их отличало от телевизионных одно: они совершенно не брили.
Абсолютно ли новый или чуть пользованный, води им хоть по шерсти, хоть навстречу, станок не брил, а обдирал.Помня, что его сейчас ждёт, и вставал Александр Эдуардович по утру иногда уже в плохом настроении.
Как бывший второй секретарь райкома, он имел возможность сравнивать, а уж тем более отличить хорошее от плохого. Однако же времена его влияния давно миновали, и слабым его доводам как-то урезонить неуместную прижимистость жены решительно не удавалось.
- Настя! - иногда говорил он ей, выходя из ванной, - положительно хватит покупать эту дрянь, ими невозможно бриться!
- Но они точно такие же! Абсолютно как по телевизору, только в четыре раза дешевле! Зачем же платить этим подлецам только за название? - неизменно отвечала жена, - Ты, Шура, просто зависим от рекламы, она тебя гипнотизирует!
Не в силах объяснить, что щетина рекламу не смотрит, Александр Эдуардович покорно скрёбся ужасными станками, ожидая, когда же закончится злосчастная приобретённая женой «одноразовая» пачка.
Если супруга не успевала купить на смену закончившейся следующую партию «Жульетов», Александр Эдуардович иногда умудрялся приобрести на отложенную с пенсии заначку настоящие одноразовые. Блаженство это, конечно, было не вечным: они заканчивались тоже, а бдительная Анастасия Николаевна по поводу лишних трат неизменно высказывала недовольство.
Хоть наводимая Анастасией Николаевной экономия и не была слишком строгой, она, однако, заметно нервировала. Ведь двух пенсий, в принципе, хватало и на оплату квартиры, и по-домашнему покушать, и даже отложить немножко на гостинцы внучке.
Когда по выходным любимая внучка Вика прибегала навестить стариков, обязательно ждала её на столе бабулина выпечка, издававшая невыразимо вкусный плюшковый запах. Вика бабушкину стряпню обожала.
- О-а, пахнет классно!!! Дедуль, помнишь, ты рассказывал про комсомол, про демонстрации, про седьмое ноября?
- Чего ж не помнить… Если бы всё осталось как было, мы теперь жили бы в Москве, а ты была б внучкой персонального пенсионера - Александр Эдуардович сидел в кресле, читая по-старинке газету.
- А я тебе на 7-е ноября маленкий подарок принесла. Вот! - она достала из пакетика красивую упаковку с настоящими бритвенными станками.
- От это спасибо! А то бабуля твоя всё меня мучает разной гадостью!
- Зря мучает. Я тут наткнулась на статью в интернете, как раз по поводу этих станков. Перевела, отпечатала. Вот, почитай, - и Вика подала деду несколько листочков с крупным текстом.
- Ну-ка, ну-ка… - Александр Эдуардович отложил газету, поправил старые очки с роговой оправой, углубился в чтение.
Уютно устроившись за кухонным столом, Вика с бабушкой уже обсудили университет, близкую сессию, посудачили о современных мальчишках, о нынешних телепередачах, а Александр Эдуардович внимательно читал.
Углубившись в публикацию, он даже зажёг лампу, чтобы видеть поясней. Закончил, вернулся к началу и перечитал статью снова.
- Ну, что там пишут, Саша? – спросила мужа Анастасия Николаевна, - чего ты там вычитал? Что-то на тебе лица нет как будто! Что, настроение упало?
Александр Эдуардович обратил к супруге напряжённое лицо. Дряблый подбородок его дрожал.
- Я что тебе говорил?! – выговорил он с неожиданным напором, - не покупай больше эту дрянь!
- Что ты, Шура, что ты?! – промолвила супруга, озадаченная мужниной излишней экспрессией - чего ты там вычитал?
А речь в статье шла о ловких маркетинговых ходах. Причём не чьих-нибудь, а этой самой брендовой кампании – производителя широко рекламируемых бритвенных станков.
Бритвы у них были действительно хороши и, при всей дороговизне, расходились неплохо. Однако, в последнее время серьёзные проблемы сбыту стала создавать дешёвая конкуренция. Подлые конкуренты, экономя на рекламе, рисовали на своей продукции похожее на брендовое название и сбывали товар (весьма приемлемого, в общем, качества) в два раза дешевле, перетягивая тем самым покупателя.
К счастью, брендовой кампании было вполне по карману иметь ловких и тёртых маркетинговых менеджеров. Эти хитрецы применили интересный ход, - они искусственно создали как бы независимую фирмочку, вдруг завалившую рынок станками настолько дешёвыми, что банкротиться стали уже конкуренты.
Правда, качество новых поддельных станков было откровенно ужасным, гораздо хуже чем у соперника, но цена! Бросовая цена не давала выжить теперь уже им. К тому же, у бренда был и железный аргумент: «Не покупайте что попало! Видите, - только мы производим настоящий качественный продукт».
Игра была выстроена так, что при любом выборе покупателя, владелец бренда оказывался в выигрыше.
- Вот, бабушка! Так что лучше бери деду действительно хорошие станки, а не разный «Джульет»! Они его сочинили специально для отбоя. Говорят, они там даже в суд подали за подражание бренду! Сами на себя. И даже сами у себя как бы выиграли. Маркетинг! Деда, деда, что с тобой?!
Александр Эдуардовичу было не по себе. Сидел он в кресле бледный, с каплями пота на лбу. Анастасия Николаевна всполошилась:
- Сашенька, Саша, тебе плохо? Что с тобой?! Прости меня дуру, я ж не знала! Сердце? Я сейчас карвалолу накапаю, потерпи! Вика, водички! Вот эти злосчастные лезвия до чего доводят, знала бы!
- Да причём тут лезвия…
Александр Эдуардович снял очки, тяжело поднялся с кресла,
дошаркал до старой полированной "стенки", открыл секретер. Сдвинув в сторону какие-то пузырьки, он из стопки стоявших у задней стенки бумажек вынул небольшой листок.
- «Маркетинг», говоришь?... – криво усмехнувшись произнёс Александр Эдуардович, глядя на листок, - «маркетинг»… Помнишь его, Анастасия?
Он протянул листик жене.
Бумажка представляла собою чёрно-белое фото двух мужчин на пороге официального здания. В осенних плащах, шляпах, один средних лет, другой уже очень пожилой. Тем, кто помоложе был сам Александр Эдуардович, а рядом с ним был запечатлён не кто иной, как Первый Обкома Фома Ильич.
Анастасия Николаевна поглядела на фото.
- Помню, как забыть? Фома Ильич… Областной комитет Партии. Ты меня с ним знакомиться потащил раньше, чем с собственными родителями перед свадьбой.
- Да… Он, он мне путёвку в жизнь дал. И он, он один мне рассказал, - усмехнулся Александр Эдуардович, - про будущий маркетинг.
- Маркетинг? – Вика обеспокоенно взяла деда за руку, - сядь, давай сядем? О чём ты?
- Дай-ка… - Александр Эдуардович взял фото в руки, - Я был вторым секретарём, а сейчас вот вынужден этой гадостью скребстись… В трико с растянутыми коленями.
А началось знаешь как? Мать твоя ещё училась в институте, а мы вместе с ним вот - Александр Эдуардович показал на фото - сидим на бережку, рыбу удим, он поворачивается и неожиданно говорит: «Смотри, Сашка, немного осталось… Эти-то не знают, а ты знай, что всё это скоро отойдёт. Скоро.». Я ему:
- Про что Вы, Фома Ильич? Что «отойдёт»? – говорю. Думаю про себя: «Бредит, что ли?» А он глянул на меня так, знаешь, как-то… Лысый, в шляпе в этой старой своей:
- Перестройка! Ускорение! Слов сколько! Всё спланировали, падлы… Те, кто его туда протащил, всё сделают, в такой тёмный угол загонят, в такую яму, чтоб сами мы приползли бы к ним на пузе и всё отдали! Умолять их ещё стали, уговаривать! Придти, взять всё и тут хозяйничать! -
И знаешь, нехарактерно для него, со злостью такой, с обидой. А солнышко, воздух вокруг, ручеёк играет! Мне подумалось даже, что у него слегка «поехало».
- Отдохнуть Вам надо, - говорю, - Фома Ильич…
- Дурак ты, Сашка! Отдохнуть… Вспомнишь меня, да поздно будет. Ты мне как сын… И я хочу, чтоб ты знал. Чтоб знал, что меня вычеркнули. Меня. А, значит, и тебя. Ни первым тебе уже не стать, ни в обком. Когда человек от них пришёл, я отказался сдуру. Не смикитил. А теперь вижу, - всё. Я уже за планом. Они нашли других, и закрутили. Без меня.
И замолчал. Я его расспросить, а он: «Всё, забудь. Всё равно ничего пока не изменишь, нарвёшься только».
- И что дальше, деда? – Вика слушала, затаив дыхание.
Александр Эдуардович помолчал, положил фотографию на столик.
- А дальше что… Настала зима, я возвращаюсь из командировки, - звонок. Я: «Да, слушаю!» Заместитель прокурора звонит, приглашает заехать. Приезжаю. «Нашли, - говорит, - Фому Ильича мёртвым в собственном кабинете. Из наградного нагана своего застрелился». А на столе такая вот фотка, у меня - копия, по большому блату мне ребята потом сделали.
«Мы думаем,- говорит, - что тут надпись Вам адресована, Вы же с ним близки были. Взгляните. Можете пояснить, что она означает?»
Глянул я, прочитал. «Нет, - говорю, - не знаю, ребята, извините». И ушёл. Никому ничего не сказал. Дело-то, маленько погодя, закрыли.
Вышло, конечно, всё ровно как он сказал. Ни в обком, ни первым. Какой там?! Покатило - только держись! Понеслось, посыпалось. Одно за другим, одно за другим, а за этим хлеще прежнего… Вот такой вот маркетинг, Вика. Только ты помалкивай, не болтай!
- А что, деда, там на фотографии написано было? Можно глянуть?
Вика взяла со стола чёрно-белое фото с двумя мужчинами на крыльце обкома, перевернула его и прочла на оборотной стороне надпись, размашисто сделанную, наверное, обычным карандашом. Она была короткой:
«Ничего, Сашка! Мы ещё поглядим, кто кого в конце концов перехитрил».
-- 2012 --
Свежие комментарии