Музыкант Андрей Макаревич* признался, что больше не донатит ВСУ.
«Мне трудно сейчас будет сформулировать это. Но... Я не хочу, чтобы какая-нибудь ракета, собранная на мои деньги, упала на Москву и убила моего сына, например», – признался он в недавнем интервью.
Высказывание бывшего лидера «Машины времени» оказалось тем более неожиданным, что он стал одним из наиболее последовательных сторонников Украины еще с самого начала конфликта в 2014 году.
Из относительно свежих его высказываний, например, – ирония над жителями Курской области: «У меня только один вопрос. А что же жители Курской области: может, вы не за того президента голосовали в свое время? Или поддерживали его не так хорошо? Это же война! Которую начала ваша страна, а в войне бывает «ответка», она прилетает...»Ну и новый альбом он закрыл от прослушивания в России и Белоруссии – не хочет «звучать для того большинства, которое сегодня поддерживает военную операцию».
В чем же дело? Почему Макаревич* не хочет, чтобы ракеты падали на Москву? Неужели дело только в сыне?
Нет конечно, не только.
Дело в том, что творец не может просто так взять и перерезать пуповину, связывающую его с важным эгрегором, питающим его творчество, и спокойно сочинять дальше. Вспомним эмигрантов Белого движения: искренне ненавидя все, что связано с советским строем, они тем не менее питали трагическую любовь к России. Современный же эмигрант не может сказать, что любит Россию, даже с миллионом оговорок: его отменят в ту же минуту. Уж на что сдержанным было высказывание Макаревича*, а и на его голову посыпались проклятия.
Макаревич*, безусловно, творец, причем творчество его во многом растет из эгрегора позднего Советского Союза, периода лучших песен «Машины времени». В его песнях достаточно много социального, это не отстраненная лирика, то есть то, что он поет, завязано на его родину. Которую он бросил и от которой многократно отрекся.
Тут я не буду вступать в дискуссию о ценности творчества Макаревича*. Как по мне, он достаточно слабый автор, в отличие от другого рок-музыканта Бориса Гребенщикова*. Который, кстати, тоже в недавнем интервью упомянул о ностальгии по российским городам. Но в историю российской рок-музыки он себя, безусловно, вписал.
Так вот, если творец, отрекаясь, перерезает нить, связывающую его с важным для него эгрегором, его творчество становится значительно беднее. А когда этот эгрегор такой силы и значимости, как, извините, ни много ни мало Родина – от творчества вообще мало что остается. И последние альбомы что Макаревича*, что того же Гребенщикова* это, увы, показали.
Ну вот была у тебя Родина, а ты сам, своими руками ее от себя отрезал. И ни любви (по крайней мере, такой, которую ты можешь признать), ни тоски, ни жалости не осталось. Пепелище одно. Можно уехать, но сохранить связь с Родиной – памятью, культурным контекстом, связями. И питаться от нее, она большая, она все простит. Даже если это не главный эгрегор, который питает твое творчество – все равно крупный. А ты отрезал ее от себя, всё. И стал слабее. И поток, который твое творчество питает, он тоже стал слабее. И там, где ты раньше мог написать песню, получается полпесни. Не в смысле на середине куплет прервался, а в смысле художественной ценности.
Вряд ли они размышляют именно такими категориями и отдают себе в этом отчет. Конечно, эта попытка забросить мостик на ту сторону реки, мосты на которой сожжены давно и бесповоротно, – это нечто интуитивное, вроде как положить платок, смоченный в холодной воде, на пылающий лоб.
Но это не сработает. Некоторые вещи можно сделать только раз в жизни. Отрезанную руку обратно не приставишь.
И тут, конечно, дело не в том, простят или не простят русские люди Макаревича*. Или кого-то другого. Он не ищет прощения россиян, это вполне очевидно. И не «переобулся в воздухе» в связи с успехами России на фронте, как радостно завизжали самые глупые из наших патриотов.
Это он потянулся неосознанно к той силе, которая у него раньше была и питала его песни.
А теперь у него этой силы нет.
Да и песен, в общем, больше нет...
* иноагент
Свежие комментарии